От школы одно название! Какие нравы царят в месте, куда подростков отправляют для перевоспитания?

     «Ох, уж эти детки!» — так снисходительно мы относимся к маленьким проказам: намусорили, пролили, разбили. А если детки начинают друг друга убивать и насиловать? Слов не подберешь. Но мы попробуем.

    В самой нашумевшей истории этой недели все больше появляется людей, готовых рассказывать об ужасах, которые творятся в сургутской спецшколе для трудных подростков. Все началось с родителей одного из воспитанников, обратившихся за помощью в правоохранительные органы после того, как их ребёнка доставили в больницу с ожогами ног и многочисленными синяками. Сейчас он проходит лечение в ожоговом центре. По словам родителей, эти травмы ребёнок получил от другого учащегося учреждения, который ошпарил ноги пострадавшего очень горячей водой из душа. В настоящий момент следователи выясняют все обстоятельства произошедшего. На контроле эта история и у детского омбудсмена Югры.

     «Пока ещё я не могу говорить конкретно, что кто-то       виновен из взрослых или несовершеннолетних, но могу предполагать,что в связи с тем, что ребёнок получил обморожение и впоследствии он пытался отогреть ноги, не чувствуя, что идёт горячая вода, получил ещё дополнительно ожог, в связи с чем был доставлен в медицинское учреждение. Мы должны понимать, что ребёнок просто так из учреждения не совершит уход самовольный для того, чтобы быть длительное время на морозе», — сказала Татьяна Моховикова.

     «В следственном отделе была незамедлительно организована процессуальная проверка в рамках статей 144 и 145 уголовно-процессуального кодекса. Следователь выехал на место с сотрудниками ОДН Сургута и прокуратуры города. По прибытии был произведён осмотр помещения, изъяты видеозаписи камер наблюдения, получены объяснения несовершеннолетних, находящихся в этом учреждении, а также должностных лиц учреждения», — прокомментировал руководитель следственного отдела по Сургуту СУ СК РФ по Югре Антон Квасницкий.

    Теперь следователям придется разбираться не только с этим происшествием. В конце недели мать еще одной воспитанницы заявила, что ее дочь неоднократно насиловали в спецшколе. Она утверждает, что делал это все тот же подросток, который фигурирует и в первой истории. Казалось бы, изолируй от остальных этого элемента — и опасности для остальных больше не будет. Но сами возмущенные родители, а также некоторые бывшие педагоги уверены — дело не в том, что творит этот подросток, а в том, что он находится на особом положении, выражаясь на тюремном жаргоне, выполняет роль «смотрящего». И, как они утверждают, назначили его на эту роль сами сотрудники учреждения.

— Ему дали волю, я считаю, что начальник охраны режима дал эту волю. Он как, знаете, власть там такая внутренняя над детьми, чтоб снять, видимо, с режимников какую-то ответственность. Получается как в тюрьме, наверное. Мне дочь так и сказала, что неоднократно было насилие, именно сексуальное насилие, что он сказал ей и еще одной девочке: «Не будешь со мной спать, будет вам тут плохо», — рассказала мать пострадавшей воспитанницы спецшколы.

— То есть, этот молодой человек изнасиловал вашу дочь?

— Да. Видимо, режимники выводят, где-то     вот это происходит же, оставляют. Я говорю: «Ну как, они же должны увидеть это все. Как вас оставили наедине?». Она говорит: «Мам, так вот отворачиваются, делают вид, что там общаются между собой, что просто не заметили, не увидели, оставили нас на 10-15 минут».

— Это все происходит под контролем охраны?

— Режим… Да. Говорит, уже пыталась и шампунь пить, чтобы хоть как-то     попасть в больницу, чтобы немножко изолироваться от этого Артура. Говорит: «Я я уже подумываю порезать вены, потому что говорит я боюсь, я просыпаюсь и боюсь начать новый день, боюсь встретить его, и что режим промолчит и сделает вид, что ничего нет».

    Говоря о происходящем сейчас, стоит вспомнить и то, что происходило буквально месяц назад. В декабре прошлого года в результате прокурорской проверки из спецшколы были уволены некоторые сотрудники. Например, один из них, работавший дежурным по режиму, оказался ранее судимым за грабеж. Добавим к этому, что правоохранительные органы не раз находили нарушения в данном учебно-воспитательном учреждении, откуда неоднократно сбегали подростки. Связаны ли как-то     все эти истории или нет — следователям еще предстоит выяснить.

    Нам же, глядя на происходящее, стоит уяснить еще несколько фактов. Подобные спецшколы — это учреждения закрытого типа. Попадают туда дети не за плохое поведение, а по решению суда за совершенные преступления. То есть, выражаясь сухим официозным языком, там содержится особый контингент. Изолированный от общества с одной лишь целью — перевоспитать этих детей в среде, не похожей на тюремную, чтобы потом они легче смогли адаптироваться к нормальной законопослушной жизни.

    Условия, созданные для детей в спецшколе, отличаются от тех, что существуют в обычной колонии. Вплоть до того, что на выходных их могут отпускать домой к родителям, а летом дают отпуск на месяц. Но самое главное — это то, по каким программам и методикам должен проходить учебный и воспитательный процесс. Если в школе, пусть и закрытого типа, царят тюремные порядки, перевоспитанным оттуда точно никто не выйдет.

     «Зажал его в углу насильно и обливал ноги кипятком с душа около 10 минут», — рассказал отчим воспитанника »Специальной учебно-воспитательной школы № 2» Евгений Киндеев.

    Детскими шалостями это уже не назовёшь! По словам Евгения Киндеева, его сына буквально пытал один из воспитанников сургутской спецшколы закрытого типа, после чего 16-летний подросток оказался в больнице. Отец говорит, избивал и вымогал деньги ровесник мальчика, тоже воспитанник этого учреждения. Остальные подростки, на тюремный манер, называют его не иначе как «смотрящим».

    Заставил его отодрать кожу, где обожженная была, и сказал, приседай, отжимайся, начал дальше издеваться над ним. Он не мог стоять, ничего сделать, он его увалил, и, как нам сказал ребенок, до утра, пока рассвет не начался, он все это время его бил, избивал руками и ногами, плюс ремнем, бляхой. Это не воспитательная школа, на зоне такого не позволяют, как он это делает», — добавил Евгений Киндеев.

    Распорядок дня — по режиму. Территория огорожена забором. Любое свободное перемещение запрещено. О российских спецшколах закрытого типа говорят — они объединили в себе армейские неуставные отношения и тюремный быт. Поэтому побеги, бунты, побои и вымогательства в них — дело, по большому счёту, привычное. Воспитательный процесс подростков с девиантным поведением здесь очень часто делегируется одному из них. Как говорится, воспитатель спит — служба идёт.

     «В некоторых учреждениях руководство, администрация реализует такие установки, что, действительно, они поддерживают тюремную иерархию. То есть, не сами педагоги реализуют эту функцию, а через детей. Это совершенно безобразно, и этого, естественно, не должно быть, но это процветает», — прокомментировал член общественной независимой комиссии республики Татарстан Владимир Рубашный.

     «Администрация школы дала все полномочия этому воспитаннику, и через него они как-то     управляли детьми. Получается, всё это было разрешено директором режимной службы. Я не могу сказать, что с подачи руководства, но то, что руководство это всё видело и оно всё это поддерживало, и не пытался никто это прекратить, — да», — рассказала бывшая сотрудница «Специальной учебно-воспитательной школы № 2».

    Чтобы это прекратить, в первую очередь, наверное, надо бы изменить саму систему, в которой сегодня существуют подобные учреждения. А она — система — живёт по нормативным документам ещё 90-х. Больше того, о новых разработках каких-то специализированных методик и о трудах в этой области современных Макаренко сегодня говорить не приходится. Так что все эти заведения напоминают места для временного содержания неугодных обществу элементов, представителей подрастающего поколения.

     «Воспитательного процесса или каких-то изменений радикальных, которые там за период их нахождения в течение 2-4 лет, по-разному, естественно, система вот этих психолого-педагогических воздействий на них в том виде, в котором она существует, никаких целей фактически не достигает», — отметил Владимир Рубашный.

    По большому счёту, по-другому и быть не может! Здесь, в спецучреждении, работают самые обычные учителя. Никакой особой подготовки, несмотря на то, что учить приходится особых детей, эта работа не предполагает. Как при таких условиях можно рассчитывать, что начинающий нарушитель закона вдруг встанет на путь исправления — загадка, ответ на которую сегодня, похоже, мало кого интересует.

     «В принципе, подготовка специалистов для таких учреждений практически отсутствует. Для этого необходимо знать не просто психологию, а нужно знать практическую психологию, то есть, как на деле применить вот это. Надо прямо сказать, вот тут как раз возникает слабость, к сожалению, учат очень много, как готовить анкеты, как их провести, собрать, а дать рекомендации — это проблема», — пояснил народный учитель Российской Федерации Валерий Салахов.

    То есть, методик нет, специалистов тоже, как следствие, нет и результата. Об эффективности работы отечественных спецшкол говорит статистика, а она, как известно, вещь упрямая. Из 10 выпускников подобных заведений только двое в последствии остаются на свободе. Остальные продолжают начатый путь уже в настоящих тюрьмах. Отсюда вторая загадка — зачем вообще нужны такие школы?

     «Она должна воспитывать. Я полностью поддерживаю, должен быть режим,но физические воспитательные меры — этого просто не должно быть. То, что там творится, — это не воспитание, это просто насилие над детьми. Они находятся в том возрасте, когда психика ранима и шатка. Какие же дети оттуда выйдут?» — считает мать воспитанницы спецшколы.

    Еще одно интересное отличие спецшкол от детских колоний — это соотношение тех, кто там работает, и тех, кто там вынуждено находится. Так, в колониях сотрудников меньше, чем тех, кого они охраняют, обучают и организовывают. В спецшколах наоборот, как правило, взрослых чуть ли не в два раза больше, чем детей. В сургутском учреждении закрытого типа это человек 40 на 22 подростка. А после этого естественный вопрос — и что, столько специально отобранных для этой работы квалифицированных сотрудников не могут справиться с детьми? Если нет, то, видимо, есть какие-то проблемы с их квалификацией.

    Но не только в этом проблема, считают те, кто работает с трудными подростками, ставшими малолетними преступниками, за рубежом. В западных странах прежде всего пытаются поместить таких детей в иную среду… Например, в Израиле их отправляют жить в сельскохозяйственные поселения, где они большую часть времени проводят с домашними животными, ухаживают за ними, обучаются основам сельского хозяйства. В США происходит нечто подобное. А вот в Англии, например, трудных подростков отдают на перевоспитание в семьи полицейских. Круче всего поступают власти Германии. Они отправляют своих малолетних преступников в Сибирь. В смысле, нашу Сибирь. Как правило, в семьи сельских учителей.

    Все эти программы объединяет одно. Детей не отправляют в закрытые учреждения, где они научатся тюремным взаимоотношениям, их не оставляют в неблагополучных семьях, в которых они находились до этого, их помещают в другую среду — туда, где взаимоотношения в пределах общепринятых норм. Этого не может дать ни одна спецшкола, существующая сегодня в России, считает наш сегодняшний эксперт, больше 20 лет проработавший в системе исполнения наказаний, Владимир Рубашный.

     «Естественно, если мы говорим о 60-80-процентном рецидиве детей, выпускаемых из этих учреждений, которые могут и, как правило, попадают в места лишения свободы, естественно, эффективность совершенно никакая. Деньги тратятся впустую. Нужны действительно программы реабилитационные, нужны новые формы совершенно — в первую очередь, направленные на профилактику, — работы с детьми в трудных житейских ситуациях, с их проблемными родителями. Сейчас, наоборот, говорят о том, что семья должна быть консолидирована влиянием извне, государства — этот закон о домашнем насилии. И с юстицией у нас проблемы. Пусть не в такой форме, пусть это какой-то наш будет опыт, но ведь никто не занимается, никто не пытается реализовать что-то     свое. Значит, нет пока, не вырос, не осознал этот педагог или психолог, как в настоящее время с этой проблемой быть. А дальше… я не думаю, что в ближайшее время будет улучшаться, потому что и тенденции таковы, что рост числа преступлений — его все время снижают, на самом деле, но количество детей, которые остаются без попечения родителей, увеличивается, количество неблагополучных семей увеличивается.

    Посмотрите реальную статистику по всей стране. У нас дети, уже совершившие правонарушения или административные проступки, до этого регулярно сталкиваются с детскими комнатами милиции, как они сейчас называются, инспекции по делам несовершеннолетних. Они прекрасно знают о существовании этих детей, они знают о том, что у них неблагополучные условия дома, что они не первый раз попадаются. Комиссия их рассматривает, как правило, регулярно с этими правонарушениями, и, естественно, ничего с этим не происходит. Потом ребенка его пугают на этих комиссиях: «Все, мы тебя закроем в спецшколу». Это в конечном итоге и происходит.

    Установка на то, что он попадет в эту спецшколу, и его перевоспитают, — это, конечно, утопия абсолютная. Речь должна идти о профилактике и дальнейшем патронаже после того, как он из этой школы выходит, выпускается. Этого у нас в стране не происходит, потому что у нас нет ресоциализации постпенитициарной. Нет ресоциализации после вот этих вот учреждений, и дети благополучно попадают в места лишения свободы уже взрослыми, с серьезными преступлениями, потому что рецидив, как правило, у таких детей, когда они становятся взрослее, утяжеляется, так скажем».

Мария Лебига, Виталий Щербаков