Глубже, чем кажется. Только ли эмоциональное выгорание стало причиной ЧП в "Добром волшебнике"?

    Все уволены! Фигуранты громкого дела по факту жестокого обращения с ребенком в реабилитационном центре «Добрый волшебник» лишились работы. Кроме того, окружной следственный комитет возбудил в их отношении уголовные дела. Речь идет также и о халатности должностных лиц — руководителя самого центра и заведующей отделением дневного пребывания. Причем головы полетели не только на месте. Губернатор Югры Наталья Комарова сообщила о том, что служебная проверка будет проведена и в отношении директора регионального департамента соцразвития Марии Краско, а так же ее заместителей.

     «Чрезвычайное происшествие в »Добром волшебнике», по-человечески могу сказать, не квалифицирую, для этого есть специальные органы. Просто как человек уверена, что это общее мнение — преступление против ребенка должно стать для нас всех точкой невозврата», — отметила Наталья Комарова.

    Подписаться под словами губернатора сегодня готовы многие. Увиденное на видеозаписи, распространённой местными и федеральными СМИ, действительно поражает. И сам факт насилия над слепым ребенком, когда, заставляя его кушать, воспитатель переусердствовала — слишком сильно выкручивала руки, сломав в итоге хрупкую плечевую кость. И безучастное поведение других работников, спокойно стоявших и наблюдавших за тем, как, лежа на ковре, ребенок мучается от боли. При этом ни попыток оказать первую помощь, ни вызова скорой. Глядя на такое, многие даже не верят, что такое вообще может происходить в нашей жизни. Тем более фигурантами являются женщины, тем более в отношении ребенка, тем более в социальном учреждении.

     «Чем было вызвано их бездействие, не могу сказать, также был удивлен. Это опытные люди, работают в центре давно, в принципе, при малейших ситуациях возникающих вызывается скорая помощь и достаточно часто она приезжает не из-за травм, а из-за состояния здоровья. Многим необходимо наблюдение, поэтому всегда все оперативно вызывается и применяются меры. Здесь была, видимо, какая-то растерянность непонимание, что с ребенком», — предположил экс-директор реабилитационного центра «Добрый волшебник» Герман Максимов.

    Судя по комментариям в соцсетях, высказываниям на различных форумах, общественное мнение выглядит почти однозначным. Медицинских и социальных работников порицают, говоря образно — требуют крови. И лишь немногие голоса сегодня призывают власти и правоохранителей к действиям осторожным. Мол, махая шашкой, можно навредить еще больше тем детям, которые нуждаются в специализированной помощи. Многие родители, водившие в «Добрый волшебник» своих малышей, теперь опасаются, что единственный реабилитационный центр в Сургуте закроют совсем.

     «Они все ходят в шоке, они очень переживают, потому что читают в соцсетях комментарии —»давайте соберемся и переломаем им ноги». Ладно наказать тех воспитателей и медперсонал, который был в этой комнате, но, получается, под горячую руку попадают все. Если закроют, куда пойдут все дети, которые не могут посещать простой сад? У нас же нет, насколько я понимаю, учреждений, куда можно пристроить такого ребенка», — сказала Маргарита Балабко.

    Само учреждение — это лишь квадратные метры. Да, специализированные, с необходимым оборудованием и с персоналом, согласно штатному расписанию. Но именно персонал теперь и вызывает самые большие вопросы не только с точки зрения квалификации, но и психологической готовности. Чтобы родители могли доверять своего ребенка специалистам «Доброго волшебника», они должны знать: произошедшее — это ЧП или все-таки закономерность, которая неожиданно выплыла наружу?

    Не секрет, что долгое время общество относилось к таким деткам только определенным образом. Не как к особенным, а как к больным, которые не могут полноценно жить в этом самом обществе. Системы соцзащиты, здравоохранения, образования всегда это отношение только подкрепляли, пытаясь определенным образом изолировать таких детей. И те же самые воспитатели, медики и соцработники с большим опытом работы не с Марса взялись. Они — часть все того же нашего общества. Либо насильно накормить, засунуть в рот таблетки, и забыть дать их запить, как это происходило на том же ужасном видео. Либо наоборот — просто пожалеть, потому что сделать больше ничего не можешь. Вот и весь возможный результат работы. А как и откуда могут появиться другие? Ориентированные на другой результат?

     «Ребенок мучился больше трех часов в таком состоянии и еще получал по голове от нянечки, от социального работника, что вот он сидит, ему больно», — рассказала мама пострадавшего мальчика.

    После произошедшего инцидента Ирина Скорозвон еще долго будет приходить в себя. Сейчас для нее один из самых актуальных вопросов — где дальше сын будет получать реабилитационную помощь. В свои 7 лет Темур имеет множество серьезных заболеваний, начиная от поражения головного мозга и заканчивая детским церебральным параличом. Но снова отвести сына в «Добрый волшебник» просто не поднимается рука.

— Ирина, сейчас вы своего ребенка отдадите опять в это учреждение?

— Если поменяется все, да. Да, он ребенок, он должен общение получать, но не при таких работающих сотрудниках, как на данный момент, — говорит мама Темура Намозова Ирина Скорозвон.

    В интернете развернулась настоящая травля самого реабилитационного центра и всех его сотрудников. Голословные комментарии так называемых «диванных экспертов» требуют только одного — в жесткой форме наказать всех, кто связан с этим учреждением. Причем без всякого разбора, кто имеет отношение к произошедшему, а кто абсолютно не причастен.

    Инцидент в «Добром волшебнике» заставил общественность обратить внимание на те проблемы, которые до этого широко не обсуждались. Теперь стало понятно, что квалификация персонала в реабилитационных центрах, связанная с дефицитом кадров в отрасли, вызывает много вопросов.

    На протяжении всей недели учреждение подвергается скрупулезным проверкам. Каждая из комиссий пытается найти причину, по которой в работе системы, отлаженной годами, произошел сбой. Одной из первых версий была названа эмоциональная усталость педагога.

     «Почему в учреждении работают люди, которые не готовы к этому? Возможно, эмоциональное выгорание, возможно, недостаток квалификации. Но руководство должно было отследить, чтобы такие люди не попадали к детям», — заявил заместитель губернатора Югры Алексей Путин.

    Термин «эмоциональное выгорание» чаще всего используют психологи, когда описывают внезапное равнодушие, раздраженность и потерю всякого интереса к своим профессиональным обязанностям у человека. Чаще всего выгорание наступает после продолжительного периода работы. Так называемому выгоранию подвержены люди совершенно разных профессий, но педагоги, работающие с особой категорией детей, находятся, можно сказать, в группе риска. В отличие от коллег из детского сада или школы, которые видят успехи подопечных, к примеру, на олимпиадах, те же педагоги-дефектологи результатов своей работы могут ждать годами.

     «Безусловно, нужно не только проводить с такими воспитателями и таким персоналом какую-то реабилитационную работу, учить их приемам преодоления раздражительности, злобности, мстительности, но и, по сути дела, все время напоминать им о смысле их работы, о смысле их профессиональной деятельности для того, чтобы они не утрачивали, не превращали это в какие-то ритуалы, процедуры формальные», — считает доктор психологических наук Людмила Шибаева.

    Подобные тренинги по снятию напряжения практикуются во многих лечебных и образовательных учреждениях. В центре «Добрый волшебник» также предусмотрены ежемесячные занятия сотрудников с психологом. Вот только посещение курсов, которые могут помочь педагогам в их собственной реабилитации, дело добровольное, а значит, необязательное.

     «Конечно, психологами организована работа по профилактике выгорания, есть релаксационные занятия, может быть, нет большого желания или возможности их посещать у сотрудников. Посещают, но не активно. Либо не чувствуют, что выгорели», — пояснил экс-директор реабилитационного центра для детей и подростков с ограниченными возможностями »Добрый волшебник» Герман Максимов.

    Ежегодно педагоги и воспитатели проходят медицинский осмотр. Кроме терапевта, окулиста и хирурга для них предусмотрено обязательное посещение психолога. Общение с ним и подразумевает оценку эмоционального состояния человека. К сожалению, столь важная диагностика часто носит формальный характер. Во время планового медосмотра специалист должен за короткое время принять внушительное количество человек. Так что о качестве обследования говорить не приходится. «Когда мы приходим на медосмотр к психиатру, там прежде всего проверяется база данных — состоит ли человек на учете у психиатра. В личной беседе, очень короткой, психиатр, конечно, вряд ли может определить какие-то отклонения в настроении человека, степень его усталости», — сказала врач-педиатр дневного стационара отделения восстановительного лечения БУ ХМАО-Югры «Сургутская городская клиническая поликлиника №5» Лариса Транчич.

    Заметить самому, когда произошли перемены, достаточно сложно, уверяют эксперты. Да и проходят психологическую диагностику педагоги, работающие в подобных центрах, как правило, только при приеме на работу. А значит, единственными, кто может заподозрить эмоциональную усталость педагога с более чем двадцатилетним стажем, остаются только его коллеги. Ну или, как было с маленьким Темуром, родители. Правда, в этом случае становится уже слишком поздно.

    Главный вопрос, которым сейчас все задаются, — можно ли избежать подобных инцидентов в будущем? Для того, чтобы найти ответ на него, Сургут посетила губернатор Югры Наталья Комарова. Она провела масштабное совещание вместе с чиновниками и родительской общественностью. Предложений на встрече звучало много, начиная от доступа в режиме онлайн к камерам видеонаблюдения, которые установлены в социальных учреждениях, и заканчивая созданием ассоциации по защите прав детей-инвалидов. Глава региона поддержала все эти инициативы. Заявила она также о том,что в округе появятся новые реабилитационные центры для людей с особенностями в развитии. В их работе будет использоваться передовой зарубежный опыт. А нам действительно есть чему поучиться у западных коллег в этом отношении. В первую очередь, самому отношению к такой категории людей. Их не называют инвалидами, они просто особенные. А соответственно, и подходы к их реабилитации и адаптации в обществе должны быть другими. Тогда есть надежда, что новых всплесков агрессии по отношению к ним не произойдет, заключает член Сургутской городской ассоциации родителей детей-инвалидов и мама ребенка-аутиста Полина Гончарова:

     «Самое ужасное, что стереотип „инвалиды“ бытует не только в головах специалистов и людей, которые окружают этих детей, но и сами люди, родители этих детей, существуют подчас в рамках этого стереотипа. Когда мать в себе, внутри себя искренне верит, что у ее ребенка возможности ограничены и когда специалисты, к которым она обращается, выстраивают этот мир, где возможности ребенка ограничивают сквозь призму малых возможностей. Это очень недавняя тенденция, новое веяние, которое пришло с Запада, где наработки больше, где ментальные нарушения признали не болезнью, а иным состоянием. Признали это давно, соответственно, и опыт там накопился другой с точки зрения именно этой идеологии, которая говорит, что это дети особенные, что они не болеют, что это не болезнь, а просто другое состояние, и что мир у этих детей не ограниченный, просто он другой, состоит из других элементов.

    У Европы, у Запада есть этот положительный опыт, даже если говорить об аутистах и о других группах, о генетических заболеваниях, дети с синдромом Дауна, ДЦП — мы навскидку сейчас можем сесть и вспомнить людей, которые стали великими, которые изменили ход науки, которые действительно достигли определенных высот не только в науке, но и в других областях и сферах. А вспомните ли вы кого-нибудь из России? А почему? Потому что не позволено, не потому что их там нет, этих самородков, а потому что их невозможно встроить в нашу систему. Там они встроились, там были созданы условия для того, чтобы этот человек взял и раскрылся, а у нас нет, потому что изначально ребенок не может закончить школу, потому что на нем ставят клеймо. Как минимум, ДЦП — дети, которые не могут прийти в школу, потому что они ограничены в передвижении. Они не могут пойти на работу, потому что у нас работодатель не готов, он говорит: «Ну как?! Как у меня в офисе будет вот это?». И он даже не задумывается, что у этого человека есть масса талантов, преимуществ. И нет повода подумать, как встроить это в свою систему, о том, что те же аутисты идеальны как работники, потому что они очень исполнительны, и если функции рабочие находятся в зоне их узкого интереса, они будут выполнять это на 250%. На такую работоспособность нормотипичный человек не способен. Это взаимная адаптация должна произойти, и этот ребенок особый адаптируется и привыкает к определенным правилам и существованию, к определенному мироустройству, но и другие люди привыкают к тому, что такие люди — это нормально».

Сергей Зотов